Эзотерики любят слова апостола Павла: "живу не я, но живет во мне Христос". Они полагают, что здесь говорится об уничтожении "я" человека или, точнее, о его растворении в абсолютном начале. Но тексты (тем более сакральные) можно читать более внимательно. Апостол не сказал "живет вместо меня Христос", но "живет ВО МНЕ Христос". То есть апостол имел ввиду "живу не я один" или "сам по себе", как ущербная я-ковость, не знающая или не желающая знать общения с живой подлинностью сущего и благодатной сердцевиной бытия - Богочеловеком Христом. Христос не вместо святого проживает жизнь, но с ним и в нем, в теснейшем мистическом общении и единстве с ним. "Я" святого, если хотите, святой как субъект фундаментом и животворным началом своим имеет не cogito, не ratio и даже не свободную волю, и не (упаси Бог!) сомнение, но Христа. Именно он животворит или - по-славянски - "деет" пространство личной жизни святого, во Христе и Христом деется деятельность святого, что и есть добродетель в предельном смысле этого слова. Он уподобляется Христу через единство со Христом. "Ипокименон" святого - это Христос.

Крайне сложно мыслить вхождение Христа в картезианское cogito - непроницаемое, точечное, самозамкнутое, напряженно граничащее со всем остальным сущим, сомневающееся и в сомнении ко всему впускающее в свое и без того узкое видение и микроскопическое пространство удобные модели, всяческий хлам, мусор, налипающую онтологическую слизь отработанного грешниками сущего и т. д. Это cogito не то, что бы не слышит слова Христа: cogito не слышит. Оно видит только то, что удобно ему, что втискивается в его узость и забитую слизью и хламом полость восприятия. Сogito здесь еще не разрешилось в целостность. Центрированность никуда не исчезает, но без целостности, открытости полноте, раскрытости во всей полноте искренности и правдивости не возможно вхождение высшего религиозного смысла - Христа Богочеловека. Нет потенции исцеления в том, что не настроено на это волну, что, по меньшей мере, не желает разрешиться, раскрыться в целостность. Раскрыться во что-то иное, чем он сам. Для этого нужно смирение и самокритика, иначе старт исцеления в целостность, соответствующую целостности и полноте истины (Христа) не возможен. Смирение - мать добродетелей и фундамент религиозного спасения. Сogito выталкивает неудобное своим логицизмом и сомнением. Оно не желает заглянуть в себя, изъять то самое бревно из своего "мысленного ока" (святоотеческий термин), о котором говорит Христос. Это бревно можно понять и как гордость-заглушку, которое мешает слышать больше, видеть глубже уровня сущих, причем - по большей части - безобразно существующих. Вытащи бревно - и увидишь себя, то большое пространство, которое еще не заполнено Христом. И через звенящую прозрачность этой чистоты личного пространства, не замутненного греховными помыслами и бревном-гордостью услышь слово Христово, введу полноту небесного и земного... Если же не заполнить это пространство Христом, его светом, то через прозрачность целостного "я" начнет просвечивать совсем не спасительная и животворящая темнота вышесущностного света, которое, как благим началом, деется мир (по Дионисию Ареопагиту). А будет зиять пропасть или мучительно засасывающая в себя дырка от бублика, ужас атеистического экзистенциализма и т. д.

Опасность крайнего персонализма в том, что он создает почву для точечного восприятия "личности-субъекта-я" за пределами всего - и Христа, и тварного бытия. Не точка, а центрированная целостность, единая со Христом НЕ ВНЕШНЕЙ ГРАНИЦЕЙ, которую прорезает картезианское когито между "я и "не-я", а как целое и целом, как Отец, Сын и Дух друг в друге, как божество и человечество в ипостаси Христа. Ипостась - целостность, не точка. Фундамент субъекта - не рацио, а Христос, ему же слава, честь и поклонение, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.